Ехал я однажды на городском автобусе. Пассажиров было не много, и я расположился у окна, решив по ходу автобуса поглядеть на Суру, которая на одном коротком участке пути просматривается во всей своей красе.
Рядом со мной присел пожилой мужчина. Проезжая мимо того места, откуда открывается вид на Суру, только недавно после разлива вошедшую в берега.
Как бы угадав мои мысли, сосед заметил: «Хороший разлив был в этом году – и рыбе благодать и утке будет где гнездиться». Я обернулся: - «Да, такого разлива давно уже не было. А перелёт гусей и уток был удивительный».
- Действительно, в этом году перелёт был дружный, - согласился мужчина. - И охота порадовала, не то, что в прошлом году. А вы увлекаетесь охотой?.
- Нет, - отозвался я, - мне как-то это дело не по душе.
- Да, и меня интересует не охота сама по себе, хотя и не без этого, больше возможность пообщаться с товарищами, с которыми не часто приходится встречаться. А на охоте байки у костра, селянка с дымком, под огурчик, помидорчик стопка водки и долгая задушевная беседа.
Он хотел поделиться ещё какими-то мыслями, но тут на остановке в автобус шумно ввалился молодой мужчина, и, заметив моего соседа, от самого порога громогласно приветствовал его: «Здорово, Федотыч! Ну, как у тебя прошло открытие сезона? Как успехи?». Сосед глядя на него с лукавинкой удивлённо ответил: «Да, хорошо! На утренней заре пару крякашей взял, а на вечерней чернять. А ты-то как?»
Молодой, скривив удивлённую мину, язвительно засмеялся на весь автобус: «И это ты считаешь хорошо? А вот я, - продолжил он вызывающе громко – сподобился взять семь крякашей, но это ерунда по сравнению с моей главной добычей». Он загадочно замолчал, ожидая от собеседника любопытствующих вопросов.
- Мы с дружком Колькой ранним утром, затемно, добрались на одно озеро, а там уже народу не продохнуть. Что делать? Сам понимаешь, какая это охота, когда под каждым кустом по охотнику. Такая охота не охота – одна канонада. Тогда мы, подались дальше и вышли на озеро Лебяжье. Из под нашей подсадной я взял семь крякашей. Постреляли всласть! Когда мы собрались уходить и даже подсадную убрали, подлетела пара лебедей. Сделала круг над озером и плюхнулась на воду. Один опустился далековато, а другой прямо передо мной – рукой подать! У меня даже дыхание перехватило от такой удачи. Я и жахнул! Только перья полетели!
Рассказчик смакуя каждое слово самовлюблённо хвастался своими успехами. Я сидел отвернувшись к окну и едва сдерживался.
Он явно ожидал восхищенных и одобрительных слов от Федотыча. Но тот, посуровев, и не думал выражать ни восхищения, ни одобрения, а помолчав, осуждающе спросил: - «Чему ты радуешься? Эх ты, крохобор! Ты же не охотник, а браконьер!».
Молодой человек не ожидал такой оценки, возмущенно взъерепенился: - «Что ты, Федотыч, несёшь?». - Но тот оборвал его шепотом: - «Да, да браконьер!»
Автобус остановился и Федотыч отрешенно махнув рукой, будто говоря «горбатого могила исправит», пошел к выходу. Меня давила духота от присутствия циника, и я тоже поспешил к выходу.
Автобус отошел, и мы с Федотычем пешком направились дальше. Шли молча – разговор не клеился. Сеял дождь, было зябко, но дышалось легче.
В памяти всплыли годы детства с совершенно другим отношением людей к природе и в частности к лебедям.
Мои детские годы проходили в Приморском крае, на одной железнодорожной станции. До революции она носила имя губернатора Уссурийского края Муравьёва-Амурского. После освобождения Приморья от иностранной интервенции была переименована в честь героя гражданской войны Сергея Лазо,сожженного на этой станции в паровозной топке. Правда, сожгли его не японцы, как трактуется в истории, а местные казаки из банды атамана Бочкарева, которым японцы передали Сергея Лазо, захваченного ими во Владивостоке. Об этом нам, мальчишкам, поведал машинист с того самого паровоза.
Станция Лазо была узловой и потому вокруг паровозного депо и вокзала раскинулся большой рабочий поселок. Правее вокзала, совсем рядом, в окружении берёзок поблескивал небольшой прудок. На этом прудке обитала парочка белоснежных лебедей. Они прилетали по весне и вырастив детей отлетали осенью куда-то в Манчжурию.
Когда они впервые появились, никто сказать не мог. Загадкой было и то, почему им приглянулся не большущий пруд за околицей, а именно этот маленький в самом людном и шумном центре поселка. Не пугали лебедей даже проносившиеся поезда, от которых дрожала земля и покрывалась рябью зеркальная гладь прудка. К тому же чуть левее вокзала был парк, именуемый жителями «круглым садом», с танцплощадкой, на которой по вечерам на весь поселок гремел духовой оркестр. Так что ни о какой тишине и думать было нечего. А вот поди же, приглянулось место лебедям!
Жители поселка окружали их постоянным вниманием и заботой. Мужики смастерили для них домик на дальнем от железнодорожных путей берегу. Старшие ребята натаскали с большого пруда камышей, и лебеди соорудили в домике гнездо. Прудок изобиловал рыбой. Бычки и гольяны просто переполняли его. Жители соседних домов подкармливали лебедей. Кто пшеничкой, кто хлебушком, а кто-то приносил каши.
Взрослые боготворили лебедей, а мы, мальчишки, просто благоговели к ним, глядя, как они доверчиво подплывают к нам парочкой, а когда выводили птенцов, всем многочисленным семейством. Они были доверчивы, но могли постоять за себя. Однажды произошел комичный случай.
Мы с другом Шуриком принесли лебедям мелкой рыбешки. За Шуриком увязался его верный Тёмка – белошерстный пёсик, всегда шустрый и весёлый. Лебеди всей семьёй доверчиво подплыли к нам и, выйдя на берег, в метрах пяти от нас принялись за еду. Мы любовались ими, наблюдая, как они склёвывали рыбёшку. Тёмка сидел возле нас, склоняя свою лохматую голову то в одну, то в другую сторону, поглядывая на них и как бы думая: «А кто вы такие?». Любопытство одолевало его. Ему не терпелось пообщаться с лебедями, и он, поднявшись, сначала затявкал на них своим писклявым голосом, а потом начал подпрыгивать к ним, но тут же отскакивая назад всё ещё побаиваясь незнакомцев. Лебеди совершенно не реагировали на него. Тёмка настолько осмелел, что желая поиграть с ними, звонко тявкая, подскочил к лебедям слишком близко. И тогда отец семейства долбанул его в нос. Тёмка пронзительно завизжав, стремглав бросился под Шурика, присевшего на корточки, и просунув свою обиженную мордочку между ног Шурика, повизгивал на обидчика.
Вечерами, когда в «круглом саду» начинал играть духовой оркестр, и собиралась молодёжь со всего поселка, то одна, то другая влюбленная парочка уединялась у прудка под развесистыми берёзками полюбоваться на таких же, как и они, влюбленных лебедей.
Белоснежные красавцы, изящно изогнув свои длинные шеи, грациозно, будто движимые лёгким дуновением ветерка, скользили по зеркальной глади, и приблизившись к сидящим на берегу, приветливо кланялись, выражая своё расположение и благодарность.
Б. Овчар