Теплый майский ветерок лениво качал занавески в полуоткрытом кухонном окне. Сюда же, на высоту пятого этажа, залетала оркестровая мелодия Джеймса Ласта из чьего-то включенного магнитофона. Рядом за окном на распустившихся березах устроили перекличку воробьи.
Виктор Куликов, сидя за кухонным столом, медленно помешивал горячий чай в бокале и обдумывал очередное редакционное задание.
Сегодня было воскресенье, и его хозяйка Вера Григорьевна, у которой он снимал комнату, с утра ушла на рынок. Пожилая одинокая женщина рада была своему квартиранту, предполагая, что при небольшой пенсии у нее будет постоянный доход в виде квартплаты. Однако сама то и дело подкармливала Виктора, при этом тратя гораздо больше денег. То продуктов накупит, то каких-нибудь сладостей.
У пенсионерки Веры Григорьевны был взрослый сын, который давно жил со своей семьей в другом городе. И она весь оставшийся запас материнской заботы теперь тратила на молодого постояльца.
На завтра с утра, не заходя в «молодежку», Виктору предстояло ехать к герою очередного очерка. В одном из лесных поселков его ждал заслуженный лесник, ветеран войны Михаил Иванович Дергачев. Еще до выходных дней они договорились с ним по телефону о встрече. И вот сейчас Виктор прикидывал, какие вопросы он будет задавать, а главное, о чем не забыть спросить…
Небольшой лесной поселок Ильичевский встретил Виктора тихой будничной обстановкой. Вдоль центральной улицы ровной полосой выстроились молодые ели. То здесь, то там виднелись деревянные колодцы, над которыми на удивление еще сохранились «журавли». На длинных веревках раскачивались старенькие ведра. В разрыве между домами в светлой воде небольшого прудка плескались гуси.
Сойдя с автобуса на окраине поселка, Виктор отметил бросившиеся в глаза несколько заколоченных пустых домов. А возле найденного дергачевского дома в палисаднике привлек внимание яркой желтизной вездесущий одуванчик. Напротив, возле бани, пожилая женщина развешивала выстиранное белье. Большие белые простыни и наволочки пахли снегом.
– Проходите в избу, а то муж совсем извелся, – обрадовано встретила гостя женщина. – С утра при параде и все в окно поглядывает… А я пока вам перекусить чего-нибудь организую.
Они прошли через сени в заднюю половину дома. Здесь навстречу вышел чуть седоватый мужчина лет шестидесяти пяти. Улыбаясь, по-простому представился, пригласил Виктора присесть на диван.
– Мать, приготовь-ка нам закусон, да грибков соленых не забудь, – напутствовал жену Михаил Иванович. – Да, картошечку отвари, да зеленым лучком присыпь. Еще блинцов неплохо бы напечь. Ну и медовуху в банку нацеди.
Виктор широко улыбнулся, вспомнив хлебосольный отрывок из гоголевских «Мертвых душ». Так все точно совпало!
– Прежде всего хочу подчеркнуть то, что я всю жизнь исправляю отцовские и дедовские дела, – начал свой рассказ Михаил Иванович.
– Это как же понимать? – удивился Виктор, разглаживая листки нового блокнота.
– А вот так и понимать, что предки мои лес рубили да продавали, а я его восстанавливаю: сажаю молодняк из лесхозовского питомника, организую уход за ним. На моем участке лес пока неспелый, и если бывают рубки, то только санитарные…
Так вот, в прежние времена в нашем поселке было много мужиков, которые занимались лесной торговлей. Жили здесь в то время старые вдовы, у которых водились большие деньги. Так эти старухи давали в долг деньги под векселя лесным торговцам, которые выкупали и рубили лес на корню, потом сколачивали плоты и гнали в Волгу. А там отправлялись вниз по течению в безлесные места и, продав лес, имели хорошие барыши.
Еще дед мой рассказывал, что за пользование чужими деньгами они платили по три рубля с каждой взятой сотни в месяц. Деньги у вдов брали на два-три месяца и после того, как удачно проводили коммерцию, возвращали долги с процентами. В итоге все оставались в прибыли.
При царском правительстве много леса уходило из наших мест. Плоты обычно догоняли до Курмыша, а потом получали расчет и шли обратно домой пешком.
Во время первой Германской войны все резко стало дорожать. А рубль стал падать в цене. И вот, чтобы сохранить накопленные капиталы, поселковые богатеи решили в городе скупать дома.
Во время той войны лесная торговля стала затухать. Некому было работать в лесу – рабочие руки оказались на фронте. В 1915 году некоторые рисковые мужики попытались съездить на Волгу, но вернулись либо без денег, либо с большими убытками. А что по поводу купленной недвижимости в городе, то после Октябрьской Революции эти дома были национализированы и отошли в казну. Так, что нашим поселковым не удалось перехитрить ситуацию.
Вот и получается, что родители мои лес сплавляли в прямом и переносном смысле, а я стараюсь восстановить…
Виктор задал еще кучу всяких вопросов герою будущего очерка. Разговор продолжился и за накрытым столом. Выпив по незнанию солидную порцию медовухи, Виктор оторопел от чувства тупой вялости в ногах. Сознание вроде бы оставалось ясным, а ноги совершенно не хотели двигаться.
Только полчаса спустя, он отошел от выпитого и, распрощавшись с гостеприимными хозяевами, отправился на автобусную остановку. Сюда как раз добрался очередной рейсовый автобус. Давно потерявший былую свежесть «ЛАЗ» гремел расшатанными дверьми, как консервная банка.
Виктор вместе с немногочисленными пассажирами расположился в запыленном салоне, заняв одно из передних сидений. Когда они миновали очередное село, расположенное вдоль трассы возле железнодорожного переезда, он увидел через боковое окно стоящих у обочины трех странных старух. Они были одеты с ног до головы во все черное.
Автобус остановился, и бабки вошли в салон через заднюю дверь. Первой вошла маленькая щуплая старушонка, каких часто можно встретить у сельского погоста. Следом протиснулась высокая сутулая старуха с изогнутым посохом в руках.
Ее взгляд встретился со взглядом Виктора, и тот почувствовал неприятный холодок внутри. А колючий взгляд как бы требовал освободить место. Виктор оглянулся по сторонам. Свободных сидений было достаточно, и он продолжал оставаться на своем…
Дальше сознание у Виктора потеряло былую ясность, и он отключился на долгое время…
Это гипнотическое забытье прошло, когда они уже проехали несколько сел, стоящих на трассе поодаль друг от друга. Главное, от чего оторопел очнувшись наш герой, был тот факт, что он сидел уже возле задней двери на сломанном сидении. А рядом сидела та самая маленькая старушка, которая первой вошла в автобус. Она пристально смотрела на Виктора и вовсю крестила его, при этом нашептывала какую-то молитву.
Пришедший в себя Виктор также отметил, что той высокой «чернухи», которая вначале оставила гнетущее впечатление, теперь в автобусе не было. А эта старуха, что осеняла его крестным знаменьем, вдруг стала указывать ладонью в разные углы салона и командовать голосом:
– Вон, сынок, твой паспорт лежит, вон записная книжка, вон деньги, а вот сигареты!
Виктор как в прострации ходил по автобусу и собирал свои вещи. Загадочно было и то, что остальные пассажиры автобуса имели отсутствующий вид. Никто из них не смеялся и не обращал внимания на то, как нелепо Виктор собирает свои принадлежности. Все сидели с каменными лицами…
Но на этом мистика не закончилась. Уже в черте города на одной из ухабистых улиц, когда старый автобус отметился частым скрежетанием, опять «прорезалась» маленькая старушка. Она произнесла тихо фразу, которую расслышал только Виктор:
– Наверное, скоро сломается!
В то самое мгновенье двигатель автобуса заглох и, как только водитель в дальнейшем не старался, заводиться тот не желал.
Пришлось Виктору и другим пассажирам добираться дальше, что называется, на перекладных. Все пережитое он вечером пересказал своему другу Сергею Дарину. Тот вначале посмеялся, намекая Виктору на крепость выпитой медовухи, но потом согласился, что без колдовства здесь не обошлось…
(отрывок из повести «Июльский полдень)
А. Ларькин.